Якову Мееровичу Поляку, ветерану 130–го Латышского стрелкового корпуса, 11 октября исполняется 95 лет. Этого человека с полным правом можно назвать свидетелем истории.
Источник: bb.lv
Новую власть приняли
И не только свидетелем, но и ее творцом, потому что в историческом событии, 76–ю годовщину которого мы отмечаем 13 октября — освобождении Риги, — тогда еще сержант Яков Поляк, комсорг полка, принимал самое непосредственное участие. Но были в его жизни не только победы — трагические события века прошедшего коснулись его в полной мере тоже.
Сначала офицер, а потом более 60 лет директор разных школ и Учитель с большой буквы… В душе тех, кто его знал, встречи с Яковом Мееровичем оставляли неизгладимый след. Высокий, статный, подтянутый, он никогда не старался понравиться, но в нем чувствовалась личность со своим особым взглядом на мир.
— Когда пришла советская власть, наша семья жила в Резекне, — вспоминает ветеран. — Жители города встретили ее с большим воодушевлением — несмотря на то что все частные магазины и предприятия были национализированы. В городе прошли митинги в поддержку новой власти. Отлично помню, что на митинги собиралось очень много народу, шли с большим воодушевлением. Там был расквартирован 9–й Резекненский полк — так военные без оружия строем ходили на эти митинги.
А 21 июля состоялись выборы в сейм, все поддерживали их, и все депутаты сейма были из местных, нам известных людей. Изменилось отношение к советской власти, конечно, после депортаций… А тогда рубль приравняли к лату, и зарплаты везде повысились. Устанавливалась социальная справедливость — к тому же многие были недовольны авторитарной властью Улманиса — сейма не было, профсоюзов не было. Но сельское хозяйство процветало, особенно после 1934–го. Благодаря ему Латвию высоко ценили — ведь она поставляла продукты в Европу, а там готовились к войне. Латвия же к войне не готовилась. Что там, маленькая страна!..
«Это и есть Холокост…»
Но война пришла и в наши приделы — когда я окончил 7–й класс латышской гимназии. И принесла в нашу семью огромную трагедию. Резекне бомбили, и моя мама, женщина предприимчивая, решила, что надо уехать в деревню. Собрали все вещи, уехали — я, мать и моя племянница, ее внучка. А отец, врач по специальности, остался работать в Резекне — там базировался советский военный госпиталь. И на воскресенье он приехал к нам и меня взял с собой — я там тоже стал перевязывать раненых красноармейцев. А утром отцу предложили в открытой машине поехать сопровождать раненых. Только мы с ним переехали границу, узнали, что Резекне заняли немцы. А ведь мама осталась в деревне! Ее расстреляли вместе с 6–летней внучкой, дочкой моей сестры… Сестра с братом учились в Риге в университете, они успели выехать в Россию.
В Резекне у меня было и две двоюродных сестры, Таня и Катя Михайловы, у них отец русский, а мама еврейка. Девочки в жизни не думали, что они еврейки — учились в латышской гимназии, отец у них православный, они крещеные. И немцы все равно их уничтожили. Это и есть Холокост.
Миномётчик и комсорг
А мы с отцом оказались в Бугульме, где он работал замначальника госпиталя. Я там окончил 9–й класс, а с 10–го меня призвали в армию, но поначалу не брали, потому что я из Латвии. Я пришел в военкомат: «Почему меня не берете? Я хочу служить!» Отвечали — нет, мол, разнарядки в Латышскую дивизию брать. А потом пришла разнарядка, и меня отправили в Гороховецкие лагеря в Горьковской области, в Запасный полк 43–й Гвардейской Латышской дивизии. Потом из Запасного полка создали 2–ю дивизию, а после — 130–й Латышский стрелковый корпус.
201–я Латышская дивизия воевала под Москвой, понесла очень большие жертвы. Ее переименовали в 43–ю Гвардейскую дивизию. И в нашем 130–м корпусе было две дивизии — 43–я и 308–я, которую создали в 1944–м. Я служил во второй.
Шел 1944–й, мы пошли в направлении Латвии, перешли латвийскую границу и участвовали здесь в боях. Я был минометчиком, сержантом.
Подходили к Латвии в районе Зилупе, помню, вся полоса перед границей, все населенные пункты с российской стороны были уничтожены. А когда вошли в Латвию, тут все цвело, все ухоженно, поля засеяны. Нас крестьяне встречали с огромными бидонами молока — его некуда было девать!
Я участвовал в боях под Крустпилсом, в форсировании речки Айвиексте и освобождении города. После этого нас перевели на левый берег Даугавы, и мы были в Балдоне, а потом освобождали Ригу. Собственно, столицу освободил Отдельный моторизованный батальон особого назначения, форсировавший Киш–озеро на амфибиях, что было неожиданно для всех! А наша дивизия на следующий день вступила в Ригу по стороны Пардаугавы, и нас встречали с цветами.
Из Курземского котла
После меня отправили на офицерские курсы — я ведь был сержантом. Через три месяца, в свои 19 лет, стал офицером. До конца войны служил в Запасном полку в Елгаве, и поскольку знал латышский язык, работал с теми, кого мобилизовали в Латвии в это время. Из них создали Запасный полк, и я был с ними полтора месяца на фронте, в Курземском котле — с одной стороны наш 130–й Латышский стрелковый корпус, а с другой — Ваффен СС. Я был там политработником.
В партию вступил в 18 лет, на фронте, перед освобождением Риги, до полувека одного года не хватило. Награжден орденом Великой Отечественной войны и медалью «За победу над Германией». А после войны мне вручали много юбилейных медалей.
Был комсоргом 355–го Латышского стрелкового полка, который дислоцировался в моем родном Резекне до лета 46–го.
В Резекне, помню, стою на вокзале, и проходит поезд с сосланными. В окно теплушки вылезает один человек и окликает меня по имени. Смотрю — знакомый мне по довоенной жизни в Резекне парень. Это везли в Сибирь легионеров Ваффен СС. Ко мне подходит сопровождающий поезд офицер — вы что делаете? А я ведь тоже офицер! Говорю, что родом из Резекне, как и этот парень. «А, друзей своих увидели?» — смягчился военный. «Да, — отвечаю, — в детстве были друзьями». А потом эти легионеры вернулись и все здесь работали.
Моряк и историк
Нашу 308–ю дивизию ликвидировали, и меня как офицера отправили в резерв. Предложили служить на флоте — я согласился. Меня отправили учиться в Военно–политическое училище в Смоленске. Я его окончил, а потом служил на Балтийском флоте в Таллине, получил звание капитан–лейтенанта. Прослужил там год и поступил в военную академию в Москве, где проучился четыре года.
В 1953–м меня из армии уволили вследствие… гонений на евреев, исключили из партии. Я подал апелляцию, и меня восстановили. А за что исключили? Мой отец до войны состоял в разных общественных организациях. К этому придрались, и на парткомиссии спрашивают: «Чем ваш отец занимался во время войны?» Отвечаю — он был замначальника военного госпиталя, майор, награжден орденом Красной Звезды. Переглядываются — ах, как же так!.. И восстановили в партии.
Приехал я в Ригу. Диплома об окончании академии я так и не получил, поэтому окончил исторический факультет Латвийского госуниверистета, учился на латышском языке, потом еще три года в аспирантуре. Женился, растил двух сыновей.
Работал в Риге директором 21–го и 13–го профтехучилищ, потом — директором 17–й средней школы. И последние 10 лет преподавал историю, военное дело и обществоведение в школе. А в 90–м, в 65 лет, ушел на пенсию и стал преподавать латышский язык. Сначала работал в кооперативе, а потом частным образом преподавал. И книгу написал — SpEles latvieSu valodas mAcIbAm («Использование игр в преподавании латышского языка»).
Методика преподавания Якова Поляка получила международное признание, а в Латвии у него учились и депутаты, и дипломаты, и учителя русских школ, не говоря уже о школьниках. Сейчас он по–прежнему обучает желающих — и от претендентов нет отбоя!
Наталья ЛЕБЕДЕВА.
Ваш комментарий будет первым