Николай Свентицкий — директор Тбилисского государственного академического русского драматического театра им. А.С.Грибоедова, президент Союза «Русский клуб», председатель правления Ассоциации деятелей русских театров зарубежья, обладатель многих государственных и общественных наград. По национальности – тбилисец. Грузия – его родина, театр – его дом.
Последние 45 лет жизнь Свентицкого, его судьба, неразрывно связаны с жизнью и судьбой театра. Грибоедовский — его главная любовь и дело жизни. Он не только не дает театру стареть, но и бережет его академический статус, стиль и великую историю.
— Николай Николаевич, и вы, и ваш театр – русские в Грузии…
— Я бы сказал, что мы – русские грузины.
— Вы коренной тбилисец?
— Да, я родился в Тбилиси. Мой отец, Николай Свентицкий, инженер-строитель, видный специалист по водоснабжению, приехал в Тбилиси как приглашенный из России специалист. Также, как и мама – Клавдия Прудникова. Встретились, влюбились, поженились и на всю жизнь осели в Грузии. У меня богатая тбилисская «география» – появился на свет на улице Пекина в молодом районе Сабуртало, окончил школу в старинной Нахаловке, жил в легендарном Сололаки. А сейчас живу в историческом районе Плехановского проспекта, ныне Давида Строителя.
— Вспоминаете школьные годы?
— Не просто вспоминаю. До сих пор дружу с одноклассниками и, представьте себе, со здравствующими учителями. Например, с Надеждой Александровной Муравьевой. Благодаря ей в школе я очень любил уроки географии. Мне все время хотелось узнавать новые страны. Тогда я путешествовал, конечно, только по карте. А сегодня все сбылось, стало реальностью — я побывал уже в 100 странах.
— А как учились?
— Так себе, через губу.
— Наверное, гуманитарием были?
— Хулиганом был. Педсовет школы несколько раз собирался по вопросу о моем исключении. Но я проводил самые модные в Тбилиси концерты, новогодние праздники. Оформление — как на «Голубом огоньке» Центрального телевидения, ни больше, ни меньше. Так что относились ко мне все-таки с уважением.
— А когда в вашей жизни появился Грибоедовский?
— Я с детства ходил в театр Грибоедова, видел все спектакли Сандро Товстоногова, Гиги Лордкипанидзе, Гизо Жордания. Совсем молодым человеком начал работать в бюро международного молодежного туризма «Спутник», возглавил отдел пропаганды и культмассовых мероприятий. В то время, 45 лет назад, в Тбилиси приезжало очень много туристов, каждые три-четыре дня – новый поток. И я в программу пребывания обязательно включал посещение Грибоедовского театра. Помню, приехала большая группа студентов из университета Патриса Лумумбы. Повел я их на спектакль — «Прощание в июне». Вампилов, молодежная тематика. Нов последний момент его заменили на «Энергичные люди» по Шукшину. А это уже совсем другая тема – жулики, пьяницы… Вы не можете себе представить, какой был грандиозный скандал – что вы показали иностранцам, как посмели?!.. А ведь это период, когда главным режиссером театра был Сандро Товстоногов – расцвет Грибоедовского, золотая эпоха!
После посещения театра я обязательно устраивал туристам встречу с труппой. Артисты приезжали в молодежный центр «Золотое руно» на Тбилисском море. Я оформлял их появление очень торжественно – они спускались по парадной лестнице, под музыку… Мне нравилась мелодия «Жаворонок» в исполнении оркестра Поля Мориа. Вот под нее артисты и появлялись. Но все дело в том, что эта музыка открывала программу «В мире животных». И в конце концов народная артистка Валентина Семина не выдержала и сказала: «Коля, кончай! С этой музыкой входишь, как в клетку!» В Грибоедовский меня приглашали работать постоянно. Я не спешил соглашаться — у меня была своя интересная жизнь. Но в итоге в один прекрасный день 1986 года я все-таки пришел в театр на должность главного администратора. К тому времени я давно уже был знаком со всеми, знакомиться заново не пришлось. Мне кажется, что грибоедовцев мой приход обрадовал. На момент моего назначения труппа уехала на гастролях в Сочи. А я тут же отправился делать гастроли в Кутаиси. Это стало моей первой самостоятельной работой в театре. Мне удалось сделать эти гастроли так, что не осталось ни одного непроданного билета.
— Что значит «делать гастроли»?
— Это очень трудная работа. Я их делал не один десяток раз, но всегда начинаю с чистого листа. Мне часто говорят: «Да ладно, в первый раз, что ли? Что ты нервничаешь?» Отвечаю: «Да, нервничаю. Да, как в первый раз». Я убежден, что любое дело надо делать как впервые, иначе оно не получится. И это – мое главное правило.
— Назовете остальные?
— Назову. Я, например, всегда знал, что нельзя экономить на гостинице для артистов. Не только потому, что труппа должна быть максимально комфортно устроена, но и потому, что гостиница – одна из составляющих имиджа театра на гастролях. Если зритель увидит, что артист живет в дешевой колхозной гостинице, то и отношение к нему будет соответствующее. А если он выйдет из престижного отеля, это сразу повышает статус и театра, и артиста. Следующее правило – труппа должна быть хорошо накормлена. Артист не должен быть голодным и тратить время на поиски еды. Если он целый день бегает и ищет пончики, а потом выбегает на сцену, то не даст того результата, который нужен театру. А ведь Грибоедовский театр славился, имя у него было громкое. И, как правило, собирал аншлаги.
— Кто были ваши учителя в профессии?
— Несмотря на то, что у меня два диплома о высшем образовании, своими настоящими университетами считаю общение и совместную работу с великими людьми на театре. Не говорюо том, что знал всех администраторов и директоров почти всех театров Советского Союза, а со многими дружил. Это само собой. Но как много мне дало общение, например, с народной артисткой Варварой Обуховой, к которой я, бывая в Москве, обязательно заходил в гости, а на огонек, кстати, по-соседски заглядывал Иван Козловский. С благодарностью вспоминаю Лялю, Елену Георгиевну, Чикваидзе, знаменитую балерину, маму Михаила Лавровского, у которой я жил в Москве месяцами. Очень любил Кирилла Лаврова, мы дружили много лет. Это мои учителя. Я могу назвать еще многих… Но вообще, так сложилось, что ко мне очень хорошо относилось старшее поколение. Думаю, потому что я никогда им не врал. Знаете, люди с классической закваской очень чувствуют фальшь и у них особое чутье на неправду.
— Николай Николаевич, что значит быть директором театра?
— Прежде всего, это громадная ответственность. Директор – тот же администратор труппы, только с большими обязанностями. Театр – не армия. Тут никого не построишь. Поэтому нет смысла строить из себя начальника. Надо быть в постоянном живом контакте и привлекать к своим идеям доказательно. Иногда бывают ошибки. По-разному случается… Знаете, директорами не становятся. Простите, но это как талант – либо дано, либо нет. Научить этому невозможно. Самое главное не только в театре, но и в работе любого учреждения – создать команду. В абсолютном идеале мне это пока не удалось. Команда – это коллектив, который относится к театру как к своему дому. Только такое отношение важно и имеет смысл.
— А как быть с известной фразой «театр — террариум единомышленников»?
— Я вам так скажу: не только артисты, но и все люди – со своими характерами. Просто у артистов, по-моему, более надрывная и непредсказуемая фантазия. Иногда, в самом начале я на что-то обижался, что-то вызывало протест, а с опытом и годами понял, что это данность, с которой ничего не поделаешь. Может, мои поступки тоже кому-то не нравятся, так что же делать? Баталии ежедневные устраивать, что ли? Надо притираться. Отношения складываются по-разному. С кем-то дружишь, с кем-то – нет. Но относиться ко всем надо хорошо. Особенно к тем, с кем не дружишь. Я всегда говорю – не нравится тебе человек, так не пей с ним водку. Никогда нельзя показывать в работе свое личное отношение. Это плохо, губительно для дела и всегда мешает. Понимаете, я нанятый менеджер. Мое настроение не должно отражаться на моей деятельности. Главное – чтобы был результат, и чтобы люди, создавшие результат, чувствовали себя комфортно.
— А есть ли у директора театра друзья в Грибоедовском?
— Не просто друзья. Со многими сложились отношения родственные. Мы не друзья, мы уже именно родственники – Валера Харютченко, Нелли Килосанидзе, Борис Казинец, Ира Квижинадзе, Люся Артемова… Я дружил с Натальей Михайловной Бурмистровой. С Аликом Кухалеишвили. В последний его приезд из Москвы, когда я пригласил его прочитать курс лекций по сценречи для наших студентов, успел сделать какие-то приятные для него вещи и был счастлив. У меня были очень теплые отношения со всем старшим поколением. Они ко мне хорошо относились, может, порой даже незаслуженно – и Игорь Злобин, и Тамара Белоусова, и Джемал Сихарулидзе, и Лев Гаврилов, и Валентина Семина… Особая дружба меня связывала с Валей Воиновой, которая созванивалась со мной в ежедневном режиме – просто так, без всякого повода. Для меня эти воспоминания – не легкие, ведь я говорю о людях, которых мне очень-очень не хватает… Представляю, если бы они были живы – какая бы труппа стояла на сцене Грибоедовского! Немыслимая!
— Самыми тяжелыми для Грибоедовского стали 1990-е годы. Как театру удалось выстоять?
— То время иначе, чем лихолетье, и не назовешь. В стране была трагедия – война, полная разруха. Не было денег, хлеба, тепла. Театр распадался. Все смотрели на дверь. Стало ясно, что театр умирает… Я не мог его бросить. Я собрал группу самых мобильных артистов, мы поставили детскую музыкальную сказку «Принц-горбун», и она объехала весь бывший Советский Союз. Мы зарабатывали деньги, привозили в Тбилиси и раздавали коллективу. Вот так поддерживали театр. Коробок спичек тогда стоил 6 купонов (такие были деньги). А мы сделали 30 новогодних представлений для детей с билетами по 8 купонов. К тому же мне удалось договориться с мэром Москвы Юрием Лужковым, и он выделил 10 тысяч роскошных подарков детям Грузии.
Помню, мы грузились на Чкаловском военном аэродроме. Летели в огромном самолете, где сидело несколько человек, и командир все время напоминал – осторожно, аккуратно, вы везете подарки грузинским детям, не повредите… А потом мы играли спектакли в холодном зале Грибоедовского театра, но 10 000 детей получили праздник. С чувством великой благодарности я должен сказать, что нашему театру очень помогали. И мы не единственный театр, которому была протянута рука помощи – одним человеком и из собственного кармана. Государство не потратило ни одного цента на реконструкцию здания Грибоедовского театра, которое находилось в ужасном состоянии. Вся помощь поступила от одного человека. Нижайший ему поклон. Можно принимать разные решения по поводу государственных денег. Это легко. А достать из кармана свои деньги – всегда тяжелее. Однако же это было сделано.
— А как живется театру сейчас?
— Время, конечно, сложное. Впрочем, простых времен не бывает. Нас не закрывали, в нас не плевали и не бросали тухлыми яйцами. Но мы постоянно находились в подвешенном состоянии. Буквально. И все-таки русский театр в Грузии продолжал работать. И выстоял. Понимаете, отношения заключаются не в том, здороваются ли два президента. Политика политикой, а культура должна стоять над ней. У русских отношение к грузинам – традиционно доброе. И Россия любима грузинами, я живу в Грузии и знаю об этом не понаслышке.
— Каково значение русского театра в Грузии сегодня?
— Вообще, театр в городе будут любить только при одном условии – если театр будет любить свой город. Я всегда привожу в пример движение поездов. Поезд должен ходить в две стороны. Если он будет идти только в одну сторону, то приедет в тупик. Мне кажется, мы очень удачно продумали позиционирование русского театра в нашей стране. Мы никогда не говорили, что Грибоедовский – театр по обслуживанию диаспоры. Мы стоим там, где стоит весь народ. Мы его неотделимая часть, а наш театр, говорящий на русском языке, – один из компонентов единого грузинского театрального пространства. При этом надо понимать, что русский театр в любой стране, кроме России, специфичен. Его основное предназначение – нести грамотное русское слово, чистый русский язык. И наш театр всегда был хранителем русской речи. На сегодняшний день — это проблема. Основную часть труппы всегда составляли приглашенные артисты. Как это было? Художественный руководитель выезжал на выпускные экзамены в лучшие вузы Москвы, Петербурга, других российских городов и приглашал понравившихся актеров поработать в Тбилиси. Так, например, в свое время пригласили Павла Луспекаева из Москвы, Наталью Бурмистрову из Горького…
Всем актерам, которые работали в Грибоедовском, было хорошо. Поверьте. Они были любимы публикой. И разъехались не потому, что не любили Грузию. Жить было не на что. Хотя самые преданные все-таки остались. Кроме того, не надо забывать, что этнических грузин уехало намного больше. Намного. А русские тбилисцы, русские грузины, которые разбросаны по всему миру, очень страдают без Тбилиси. Я записал песню Тенгиза Джаиани «Мой Тбилиси» на слова Заура Квижинадзе, послал своим друзьям во многих странах, и, представьте себе, все написали мне одинаковые слова: «Слушаем и плачем»… Потому что они любят этот город и рассказывают о нем уже своим внукам. Ведь Тбилиси и в самом деле – особый. Он мультикультурный, его делали люди разных национальностей. И я никогда не соглашусь, что грузин любит Тбилиси больше, чем русский, родившийся и живущий здесь.
— Почему вы не уехали в трудные годы? Наверняка, было много искушений.
— Знаете, сегодня, делая этот экскурс в прошлое, я не боюсь ни пафоса, ни высоких слов и понимаю, что Грибоедовский театр – мое предназначение. Миссия, если угодно.
Я 25 часов в сутки занимаюсь театром, и это не просто работа. Это образ жизни. Это сама моя жизнь. Что касается искушений, то их было очень много. Но я не уехал. Мне здесь нравится, я здесь родился, мне здесь хорошо. Сколько себя помню, у меня никогда не возникаловопроса, какой национальности мои соседи. Я знал, кто хороший человек, кто не очень, но не знал, кто они по национальности. Это особенность Тбилиси, его колорит, который сохранится только при одном условии – если кто-то этим будет заниматься. Ничего никогда не сохранится,если не сохранять. Так не бывает. Если мы будем пассивными зрителями, трижды гениальный премьер-министр ничего не сможет сделать. Надо осознать себя гражданами. А без граждан – это Карфаген. Поезжайте в Карфаген – уверяю вас, там нечего делать, лежат три камня, и все. Интересен только живой город. Поэтому Грибоедовский театр надо сохранять – ведь это абсолютно тифлисское явление и историческая гордость Грузии.
Тбилисский русский театр
Ваш комментарий будет первым