Татьяна Космынина.
Фото: Альберт Труувяэрт
25 сентября в Русском театре состоится премьера спектакля «8 любящих женщин» по пьесе французского комедиографа Робера Тома. Спектакль уже готов, генеральная репетиция со «своей» публикой, то, что на профессиональном языке театра называется «сдача», состоялась; в беседе с режиссером-постановщиком спектакля Татьяной Космыниной мы постараемся не раскрывать интригу и избегать спойлеров.
Борис Тух
«Мы давно обсуждали внутри театра с актрисами: почему у нас не идет эта пьеса? — говорит Татьяна Космынина. — Ведь это шлягер! Тем более, что в театре всегда актрисам не хватает ролей, и они буквально молятся на авторов тех пьес, в которых одни только женские роли. Их немного. Вспоминается «Дом Бернарды Альбы» Федерико Гарсиа Лорки, который шел у нас несколько лет назад».
— Но там все же были заняты и мужчины. А комедия Тома — чисто женская пьеса. Но отнюдь не феминистская! Этакий девичник, по ходу дела все более напоминающий гадюшник.
— Террариум единомышленниц.
— Сохраняя все основное в секрете, могу сказать только, что у вас получился очаровательный гротеск, совершенно не предусмотренный господином Тома.
— Надеюсь, он нас простит.
— Такое жанровое решение пришло сразу?
— Да. Потому что большинство публики наверняка знает интригу, многие, возможно, видели снятый по этой пьесе фильм Франсуа Озона. Так чем же чем же брать? Только тем, как играют. Я стараюсь помалкивать. Но мне кажется, что все знают, в чем там дело.
В соседней комнате труп. Ну и пусть себе лежит!
— Достаточно упомянуть, что в пьесе действуют восемь женщин от 15 лет до возраста, о котором нетактично напоминать. Все они терпеть не могут друг друга: если собрать 8 непростых женских характеров под одной крышей, обстановка очень скоро станет невыносимой. Мелкие бытовые дрязги перерастают в трагифарсовую войну всех со всеми.
— И на что мы в первую очередь обратили внимание: в соседней комнате — труп, а им до него нет дела. Они решают свои проблемы. Труп — данность. Неприятная, но пусть себе лежит!
— Мне кажется, что эта пьеса может хорошо получиться только при условии, что все актрисы очень тепло относятся друг к другу.
— Да, это наша история! Наши 8 любящих женщин — это Лидия Головатая, Наталья Мурина, Анастасия Цубина, Карин Ламсон, Татьяна Егорушкина, Анна Маркова, Анна Сергеева-Марвина и Елена Тарасенко. Когда мы только приступали к репетициям, было очень страшно. Нам пророчили, что мы не обойдемся без скандалов.
Но у нас на репетициях сложилась очень семейная обстановка. Все поддерживали друг друга. Все так боялись этих дрязг, что были предельно тактичны и осторожны.
Последнее письмо в день рождения
— Таня, «8 любящих женщин» — ваша третья постановка?
— Вторая. Я знаю, что постановку спектакля «Настя…Настя…Настя…» приписывают мне, но режиссурой здесь занимались Даниил Зандберг и Марина Малова, а я была только исполнителем. Память об этом канула в Лету, мне ужасно неловко, я собрала все лавры, получилось, будто я — единственная звезда, но на самом деле Даня отвечал за пластику, все пластические зарисовки — его. А Марина репетировала со мной тексты. Без нее я бы не справилась.
— Текст, конечно, очень сложный.
— Напротив, мне кажется, что Ася Волошина написала такой текст, что достаточно выучить его наизусть — и он сам заиграет. У меня многие люди спрашивали: «Ты сама это написала?» Им казалось, что я про себя рассказываю.
— Так ведь у вас получилась совершенно исповедальная вещь. Я-то знал, что с вами, слава Богу, ничего похожего на несчастья героини не случалось, и то от полного сращения актрисы с героиней становилось не по себе: уж очень убедительно звучал ее монолог. А если не знать, то в самом деле можно было отождествить вас с героиней.
— Это заслуга Аси — написать так, что кажется, будто человек говорит от себя. С «мусором», который всегда присутствует в разговорной речи — и особенно, когда человек говорит о самом сокровенном и самом больном. Драматургия, как правило, удаляет этот «мусор», даже если монолог — речевая характеристика, даже если по роли персонаж должен говорить неправильно. Но это не та неправильность, которая в жизни.
Для меня этот текст — поэзия. И поэтому все срослось: Марина, Даня, Ася, Саша Кучмезов с музыкой, а премия Театрального союза Эстонии — мне. В номинации «главная женская роль». «За роль Ольги в спектакле «Настя…Настя… Настя…».
(Героиню спектакля зовут Ольга. Настя — ее мама, которая умерла от рака, когда дочери было четыре года. Зная, что обречена, Настя написала дочери 24 письма; Ольга должна была прочитывать по одному письму в каждый свой день рождения; последнее в тот день, когда ей исполнится столько же лет, сколько было матери, когда она умерла, 28. – Б.Т.)
Память об Адольфе Кяйсе
— Ваш путь в театр вообще был не типичным. Если не ошибаюсь, первую роль вы сыграли в постановке Адольфа Кяйса «Ужин на пятерых по-французски», которая была его личным проектом, не имевшим отношения к театру.
— Он не только меня благословил, но и Марину Малову. Тогда ни я, ни Марина не были в труппе, а два Сергея, Кучмезов и Фурманюк. тоже временно оказались на вольных хлебах.
— Да, тогдашний министр культуры Рейн Ланг, не к ночи будь помянут, распорядился реструктуризировать труппу Русского театра, в результате чего за бортом остались несколько хороших и безусловно нужных актеров.
— Мы до сих пор играем этот спектакль, любим его и храним.
— У Адольфа Кяйса было много талантов: режиссера, организатора, но самым ярким был талант действенной доброты к людям, которая позволяла им поверить в себя, заново раскрыться.
— Да, самые разные люди относились к нему с любовью и уважением.
Я поняла по тому, сколько народу собралось на его похоронах, что русская община потеряла в его лице настоящего лидера общественного мнения. Человека, на которого опираются. На которого оглядываются. Скорбят о Кяйсе до сих пор. И когда заканчивается спектакль, на поклонах, Владимир Барсегян, представляя всех нас, объявляет в конце: «Режиссер спектакля Адольф Кяйс» — звучат самые громкие аплодисменты.
Способ выживать
— Но почему вас не приняли в труппу по окончанию театральной академии?
— Я закончила в 2003 году Санкт-Петербургскую театральную академию СПГАТИ, бывший ЛГИТМиК, пришла в театр и тогдашний худрук Эдуард Янович Томан очень любезно, я бы даже сказала, ласково, принял меня и объяснил, что, к сожалению, он не может принять ни одного нового артиста, так как все вакансии забронированы для 12 студентов целевого курса Школы-студии МХАТ, которые должны вернуться в Таллинн в 2006 году.
Мастером нашего курса был Геннадий Рафаилович Тростянецкий, он как раз приезжал в Таллинн ставить комедию Кальдерона. Я была уверена, что все на мази — и вдруг фейсом об тейбл. Было грустно. Я, конечно, ни на кого не держу никаких обид. Зато благодаря этой паузе — только через десять лет я попала в штат — я поняла, что важно и что не важно. Благодаря этому я очень ценю это место. Я стараюсь из всего извлекать уроки.
— Вы продолжаете работать на телевидении?
— Сейчас пока пауза. На телевидении я давно не была. Только озвучиваю. Я много лет там работала в новостях.
— Это имеет какое-то отношение к театральной работе?
— Никакого. Это способ выживать. У нас ведь все актеры работают еще где-то. Мы озвучиваем на телевидении, на радио. У нас все работают по утрам. До 11. Пока репетиция не началась, ты работаешь.
— Это хорошо или плохо?
— Я думаю так. Я рада, что держу яйца в разных корзинах, и что благодаря тому, что в 2003 году меня не взяли в театр, я сумела освоить другую специальность. И если вдруг что — я не хочу потерять это место, но я не в панике. Я понимаю, что не пропаду. Я умею это, я умею то, я выучила на телевидении и радио эстонский язык.
Говорю до сих пор с акцентом, с ошибками, но эстонские коллеги всегда меня поддерживали.
Девиз: «Любовь и благодарность»
— Ваше чувство юмора настолько неоднозначно, что иногда с ролью происходят удивительные вещи. Золушка» мне показалась историей о том, как приехала бедная девушка из провинции, работала уборщицей, голодала, на нее положил глаз молодой человек из очень хорошей семьи, королевской семьи, не очень инициативный, такой, которого нужно брать обеими руками и не выпускать — и все устроилось самым лучшим образом. Возникал очень современный и очень реалистический подтекст, которого дети, естественно, не ловят, но он был.
— Да, этот спектакль ко всему прочему был еще и очень нервный, и получилось так, что моя Золушка победила Принца Саши Кучмезова, которого он играл увальнем. Да, я наделила Золушку пробивным характером — потому что нутро не спрячешь, и от страха, оттого, что долго не было работы, немножко перетапливаешь.
— В «Вавилонской башне-22 по пьесе Максима Курочкина «Бедные в космосе» вы сыграли капитана звездолета Глэдис, , неотразимую и самоуверенную стерву, готовую всех нагнуть и пройти по их спинам: даже мужчину, своего любовника, за которого собирается замуж, она должна предварительно опустить, превратить в ничтожество, а потом вить из него веревки.
— Да, тварь такая! Гестаповка!
— Но в вас самой ведь есть сила характера!
— Марат Гацалов однажды про меня сказал: «6аба с яйцами!» Как-то в коридоре меня увидел – и что-то понял обо мне.
— Гацалов, мне кажется, был несчастьем и для театра, и для самого себя. Хотя мне очень нравилась режиссерская лаборатория по современной драматургии, которую он провел. И — из того же периода — очень нравился спектакль Ивана Стрелкина «(Самый) легкий способ бросить курить».
— Я про Гацалова плохо говорить не буду никогда. Саша Жеделев деклазирует принцип: «Любовь и благодарность!». И я с ним согласна. Я понимаю, что именно благодаря Гацалову в театре я, Марина, он вернул в театр нашу «тяжелую артиллерию»: наших пенсионеров, Вернул Сашу Кучмезова, Артема Гареева, Наташу Дымченко. И я не стану поддерживать войну против него.
— Война бессмысленна — ведь человек ушел.
— Наоборот — это сподвигло людей, которые когда-то поддерживали его и встречали аплодисментами, кидать вслед ему гнилые помидоры и тухлые яйца. Я уважаю тех, кто способен сказать в лицо неугодному худруку, что он делает неправильные вещи. А если вы ему аплодируете, пока он у власти, а после угода поднимаете головы и начинается визг: ах, он все развалил, урод и свинья! — такого я не уважаю.
Только хорошее могу сказать и про Игоря Лысова. Он подарил мне Агафью Тихоновну в «Женитьбе», спектакле, который мы играем пятый год, и он до сих пор собирает залы.
— А как возникла ваша первая режиссерская работа — «Синдром самозванки»?
— Это была моя собственная инициатива. Я не верила, что мне дадут ставить. Претендовала только на участие в режиссерской лаборатории. Я не знала Филиппа Лося, он не знал меня, я написала ему письмо: «Пустите меня в режиссерскую лабораторию, у меня заявка, мы неделю поработаем». Филипп ответил: «А зачем вам лаборатория? Ставьте спектакль». Филипп всем разрешает. Если у вас есть идея — делайте, а когда в человека верят, он выдает максимум. Мне кажется, сейчас у всех нас есть возможность реализоваться в театре.
— Как сложилось у вас такое деятельное сострадание к животным? Особенно к кошкам.
— У меня была кошка. Она скончалась недавно. Я не могу сказать, что так уж люблю животных. Просто во мне много жалости. Ко мне обращаются люди: помоги, сделай перепост, тебя услышат. У тебя есть выходы на радио и на ТВ. Само так сложилось, я не считала себя любительницей животных. Я была любительницей одной кошки. И почему-то попала в эту струю.
— Помните замечательную реплику из фильма «Республика ШКИД»: «Я всех животных жалею. И собак, и кошек, и человеков»?
— Да, я жалею всех, кого дискриминируют. И стараюсь облегчить их жизнь – насколько могу. На днях была на съемках фильма, посвященного ВИЧ-инфицированным. Эстонская сеть людей, живущих с ВИЧ, снимает документальный фильм, направленный против дискриминации таких людей. Меня пригласили брать интервью. Я время от времени попадаю в такие благотворительные проекты и всегда с гордостью принимаю предложения. Люди мне доверяют.
— Ваши планы на ближайшее время?
— Недавно на худсовете Филип Лось задал мне тот же вопрос, и я сказала, что хотела бы детскую сказку освоить. Название воздержусь озвучивать. Из суеверия.
— Что вам ближе: играть или ставить спектакли?
— Мне хочется играть. Но режиссура дает мне больше свободы. Я бы не отказывалась ни от чего.
Ваш комментарий будет первым