Людмила Ганс.
Фото: из архива Людмилы Ганс.
5 июля исполняется ровно четверть века с того дня, когда тогдашний премьер-министр Эстонии Тийт Вяхи подписал документ о регистрации фонда «Rõõmukuulutus». Любая организация – как айсберг: имеет свою надводную и подводную часть. Надводной частью этого айсберга, наиболее известной общественности, долгое время были Рождественские премии; их лауреатами становились люди, внесшие заметный вклад в развитие культуры, науки, образования, здравоохранения, общественной деятельности, по большей части представители русскоязычного населения Эстонии, но не только: в списке лауреатов есть и имена Хендрика Тоомпере, Андреса Пуустусмаа и Иво Ууккиви – создателей спектакля по рассказу Виктора Пелевина «Затворник и Шестипалый» А о том, что стояло за созданием этого фонда и о том, что представляет собою в наши дни меценатство, мы беседуем с основателем и директором фонда Людмилой Ганс.
Борис Тух
Предыстория
— История фонда официально начинается с даты регистрации. А что было до того? Что привело к его созданию?
— Начиналось все в очень тяжелые годы, — вспоминает Людмила Ганс. — 90-е годы. Бедность. Крайняя. Люди абсолютно разобщены и не знают, куда податься. Что меня спасало – то, что я уже была востребована в профессии патентоведа. Мне очень помогли 12 лет работы в клинике Сеппо. Именно там я поняла, как раскручивать начинающийся проект (теперь мы говорим: стартап). Как его развивать и как воплощать в жизнь.
Л.Ганс: Как-то я по молодости и наивности спросила доктора Сеппо, сколько он получил за свои открытия. Он грустно усмехнулся: «Ни копейки. Спасибо, что еще не выгнали», И я начала работу, чтобы доказать, что его изобретения используются и за это надо платить. В СССР патенты принадлежали не автору изобретения, а государству. Патентование в международном масштабе вело государство, оно же и получало деньги. Научно-исследовательская лаборатория и клиника Сеппо обязаны были изобретения отдавать безвозмездно. Но мне удалось внедрить такую интересную схему, что все ехали к нам покупать у нас аппараты и учиться нашей методике. Слово «Сеппо» я защитила как товарный знак. И мы штамповали это слово на аппаратах Правда, к тому времени уже появились подделки, изготовленные на Украине и в других местах. Но ездили все равно к нам, т.к. качество подделок было низким и толком научить пользоваться аппаратом могли только наши специалисты. Эта история длилась несколько лет, и в конце концов д-р Сеппо получил вознаграждение. В размере 20 000 рублей. В 1980-м это была почти 10-летняя зарплата врача. Но справедливость восторжествовала поздно: за 6 месяцев до его смерти.
Так что в 90-е годы я была достаточно востребована.
И когда происходило это… как бы сказать… переформатирование всех общественных отношений.
Бюрократия, которая не против, а за человека
— Или как сказал Пелевин – переход из одной социально-экономической парадигмы в другую
— Да! К тогдашней политике я относилась скептически, так как с самого начала обнаружилось, сколько в этой политике двурушничества, двуличия и двойных стандартов. Я решила, что мне нужно найти вокруг себя людей, которые тоже работают, тоже думают так, как я, и тоже готовы помогать тем, кому плохо.
— Этому тоже нужно учиться?
— Безусловно. Это особая наука, которая подразумевает умение находить людей, нуждающихся в помощи, умение быть щедрым самому и побуждать к этому других людей и, разумеется, умение быть тактичным. Первые и очень ценные уроки этого я получила в 1991 году в Брюсселе. Я была там членом Международного жюри Международного салона инноваций и know how. (Именно на нем изобретения Сеппо получили Гран-при и золотую медаль; к сожалению самому автору не удалось дожить до триумфа) На одном из приемов там ко мне обратился советник по экономическим вопросам тогдашнего бундесканцлера Гельмута Коля и передал мне 1000 дойчмарок, чтобы я передала нуждающимся. И добавил, что неважно, кто эти нуждающиеся: эстонцы, русские или люди других национальностей, старики или дети и пр. Важно, чтобы был соблюден порядок. Я должна найти людей, руководящих благотворительной организацией, тщательно проверить, заслуживают ли они доверия (как много тогда средств, выделенных из-за рубежа в качестве гуманитарной помощи неимущим прилипало к рукам организаторов всяких фондов), передать деньги руководителю организации в присутствии журналистов и через год проверить, опять же в присутствии журналистов, как израсходованы эти средства, что приобретено и т.д.
— Вот пример бюрократии, которая не против человека, а за!
— Это как раз нормальное поведение. Плохо, что нас оно до сих пор удивляет. Так вот, с 92-го по 95-й к нам поступала гуманитарная помощь, и мы должны были здесь ее распределять, ни в коем случае не превращать это в какие-то гешефты. Это были еда, одежда, мебель, оргтехника для детских домов, фуры с такими грузами из Германии шли регулярно, и в конце концов я почувствовала, что в одиночку с этим не справиться, необходима общественная организация, которая занялась бы этим и другими благотворительными проектами. Сейчас я поднимала документы и оказалось, что с 2000 по 2009.
Тогда мы с Игорем Тетериным основала Эстонско-Российскую палату предпринимателей, которая была очень востребована и в Эстонии, и в России. Но политические обстоятельства не позволили этой палате развиваться. Уже через три года я поняла, что развиваться ей не дадут. И тогда я зарегистрировала фонд, так как решила, что лучше помогать, чем быть участником существующей, но не приносящей результатов структуры.
Работа фонда не ограничивалась гуманитарной помощью. Мы помогали русским художникам, устраивали вернисажи и печатали для них цветные буклеты. И первым был Владимир Бачу. Он только что окончил институт и был типичным молодым художником: очень талантливым и очень бедным. А как известно, талантам надо помогать.
Оглядываясь назад, я вижу развитие лучших представителей нашей диаспоры. Я знаю их т.н. бэкграунд. Какими они были Иных уж нет, а те далече… Но выросли новые.
Обо всем этом уже писали. А теперь о том, что я еще никому не говорила.
— Вам известно, что я прекратила проект Рождественских премий фонда в том формате, к которому мы привыкли.
— Отчего?
— Становилось все меньше бизнесменов, которые хотели бы в нем участвовать.
Спонсорство и меценатство
— Печально. Брали бы пример с эстонских.
— Да. Мне все время говорят о том, как эстонские бизнесмены помогают культуре, науке и т.д. Очень много. Но помогают не анонимно, а публично, и их имена остаются запечатленными на дощечках, вмурованных в стены тех учреждений культуры или здравоохранения, на строительство и оборудование которых они давали деньги.
— Мое скромное мнение: всякое даяние есть благо.
— А русский предприниматель помогает иначе. Он не желает гласности. Но если он прочел о ком-то, кому нужна помощь, и это затронуло его душу, он поможет. Они помогают спонтанно. А найти тех, кто будет это делать постоянно, очень сложно.
— Помнится, среди тех, кто вручал премии фонда «Rõõmukuulutus». были исключительно представители малого и среднего бизнеса. А русских толстосумов что-то не наблюдалось.
— Да, русский большой бизнес не участвует в таких проектах.
— Ндааа. Это печально. Однако по моему скромному мнению неважно, публично ли выделяются средства или втайне – все равно же тот, кто вручает от своего имени премию, не остается анонимным. Хотя бы в очень узком кругу. Всякое даяние есть благо.
— Анонимным не остается. Но и не делает свой поступок известным всем. Вот в чем разница между спонсорством и меценатством.
— Гай Сильвий Меценат как раз был известным на весь Рим спонсором, он помогал Вергилию и Горацию, а если речь шла об очень уж дорогостоящем проекте, в основном, архитектурном, то обращался к своему близкому другу Августу, который по удачному стечению обстоятельств был правителем империи.
— Наши меценаты, русскоговорящие, все же анонимы и собрать их под такой проект, как Рождественские призы, сейчас очень сложно. К тому же он в общих чертах себя изжил. Но у меня остается голубая мечта – не надеюсь, что на протяжении своей жизни я ее реализую в полной мере, но в глубине души все же лелею ее и скажу вам о ней. Помните, в последние годы у нас были именные призы?
— Да, конечно. Даже могу назвать их. Имени Светлана Семененко – за достижения в области литературного творчества. Имени Херардо Контрераса и имени Тамары Солодниковой – в области театрального искусства. Имени Владислава Станишевского – в области изобразительного искусства. Имени Никола Соловья – в области культурного строительства. Кажется, все?
— Да. И все они были замечательные личности, фантастически талантливые в своей области и открытые душой. Без них русская культура Эстонии была бы намного беднее. Каждый из них – творческая личность, сильная личность и очень хороший человек. Я бы хотела, чтобы у нас была возможность раз в год вручать именные призы. Но не только эти. Моя мечта, чтобы к этим именам добавились новые.
Имя Лидии Кылварт, чья работа по сохранению и развитию в Эстонии культурных традиций и творчества национальных меньшинств равновелика работе Николая Соловья в области русской культуры.
Имя Николая Кормашова, который был не только выдающимся живописцем, но и человеком очень много сделавшим для спасения культурного наследия – он искал и реставрировал иконы.
И еще хотелось бы вспомнить человека, которого мы с вами не застали, но который в свое время сделал очень много, и сейчас его фамилия часто упоминается. Я живу в доме, который он когда-то построил.
— Александр Владовский?
— Да! Поразительный архитектор. Он был одним из учредителей Эстонского академического общества, состоял членом художественного общества «Арс», Профессионального союза русских деятелей искусства в Эстонии, Нового объединения художников. Участник 1-й Русской выставки в Таллине (1931).
Выступал как критик в области архитектуры, публиковал историко-архитектурные очерки в газетах, полемизировал с тенденциями функционализма в архитектуре, защищал право на существование русской культуры в Прибалтике.
До войны был членом Рийгикогу, специально выучил эстонский язык – и отстаивал в масштабах государства принципы правильной классической архитектуры.
— Как вы представляете себе, кто может быть лауреатами таких именных премий.
— Людей достойных очень много. Я думаю, что тут вводить какие-то ограничения по национальному признаку не следует: подобные премии должны объединять, а не разъединять. Лауреатами могут быть абсолютно все жители Эстонии.
Но найти меценатов – вот в чем проблема.
Ваш комментарий будет первым